VI
Объедков, принесенных от родственницы, Джамиле хватило на день. Самое тяжелое ждало ее впереди.
Хотя и Бадри была бедна, все же ей приходилось легче. Она жила вместе с мужем и детьми. Джамиля очень хотела бы жить так, как Бадри, о лучшем она и мечтать не смела.
На взгляд Джамили, Бадри была счастлива. И в самом деле, несмотря на бедность, Бадри обзавелась семьей, стала матерью двух детей и как-то притерпелась, приноровилась к этой жизни. А бедная Джамиля, выйдя замуж, ушла от родителей, не умея прокормить себя, не приспособленная к самостоятельной жизни. Она и в девушках жила трудно, но все же была на попечении родителей и не знала такой нужды.
Быть может, и теперь Джамиля не очень горевала бы, если бы не другая беда: она тоже должна была стать матерью. Скоро их будет двое, это и заставляло ее впадать в горестное раздумье. Она уже давно беременна, и скоро ее несчастный ребенок должен родиться. Джамилю пугала беспросветность будущего. «Одно дело голодать самой, — думала она, — а каково будет с ребенком! Как тяжело оставаться одной и терпеть муки из-за счастья и наслаждений, испытанных вдвоем!» Огромен грех, неизгладима вина людей, покидающих в горе и нужде тех, с кем они делили лучшие, прекрасные минуты жизни.
Утром следующего дня, не зная, что и предпринять, Джамиля опять пошла к Бадри. Но не станут же соседи изо дня в день кормить Джамилю! В отчаянии она стала советоваться с Бадри о том, как жить дальше.
А что могла посоветовать ей Бадри? Если бы она умела давать толковые советы, то, верно, и сама не жила бы так бедно. И все же Бадри кое-что присоветовала соседке. Нужно пойти к богатым людям, поискать работу. Конечно трудно: к кому может обратиться с просьбой ничего толком не умеющая и попросту непривычная к людям женщина? Но другого выхода нет, надо искать работу, не умирать же Джамиле с голоду.
По совету Бадри Джамиля пошла по городу в поисках работы. Ей казалось, что все уличные прохожие знают о ее положении, что все смотрят на нее с жалостью. Однако здесь никто не знал ее, никто и не жалел.
Когда Джамиля проходила мимо богатого магазина, два молодых татарина, переглянувшись, подмигнули друг другу и сказали довольно громко:
— Какая молоденькая! Смотри, не спотыкайся!..
— Ничего, подходящая…
Сочувствие мужчин не шло дальше такого внимания и подобных выражений.
Джамиля опротивела сама себе и считала, что и другие находят ее такой же неприятной и ни в один дом ее не примут.
В первый день Джамиле удалось лишь разузнать, на каких улицах живут богатые татары. Решив завтра без стеснения направиться к ним и просить работу, она и в этот вечер пошла ночевать к Бадри, хотя и неловко было постоянно торчать у соседей.
Утром, выйдя на улицу, она долго колебалась, не зная, с кого начать, и, наконец, заставив себя, поплелась к дворам богатых хозяев.
Сказать по правде, она, под предлогом поисков работы, впервые пошла за милостыней.
VII
В центре города, в роскошном двухэтажном особняке, должен был сегодня состояться званый обед для женщин, — в ожидании приема гостей дом был украшен снаружи и внутри.
Все в доме, от хозяйки до прислуги, были нарядно одеты и готовились к встрече важных гостей. Словно перед большим событием, они усердствовали необыкновенно, стараясь все до мелочей сделать как можно лучше.
К дому начали подъезжать гости, восседавшие в нарядных санях, запряженных красивыми лошадьми. Хозяйка встречала их любезными словами.
— Добро пожаловать! — говорила она обычно, а заметив именитую гостью, произносила с любезной улыбкой: — Милости просим! Поднимитесь, пожалуйста, наверх. Сегодня очень холодно.
Большинство приехавших женщин — жены известных богачей, они выставляли напоказ роскошные наряды, лошадей с дорогой сбруей, представительных кучеров. Казалось, они хвастались богатством и всеми своими ужимками говорили: «До этого мы дошли своим умом. Мы родились лучшими, более достойными, чем другие!»
Войдя в дом, они снимали с себя верхнюю одежду. Это были тучные женщины в тяжелых атласных платьях, дорогих камзолах и красивых, расшитых жемчугом шапочках. Их внешний вид мог показаться привлекательным тому, кто не знал самой сущности купчих. Наряжаясь с возможной пышностью, они старались перещеголять друг друга, но и все их разговоры не шли дальше нарядов.
От них и нельзя было ожидать ничего другого: невежественные, относившиеся к наукам с купеческой кичливостью, они от рождения не общались с широким кругом людей, ни в чем не испытывали нужды, а молодые годы свои проводили в четырех стенах отцовского дома.
Они существовали на белом свете лишь для того, чтобы удовлетворять прихотям своих мужей и ездить на званые обеды, — все в их жизни было подчинено этому.
По воспитанию и нравам эти женщины были не лучше нашей Джамили. И какой вопиющей несправедливостью, каким уродством общества было то, что Джамиля, содрогаясь от холода, проходила в эту минуту мимо богатого особняка в безнадежных поисках куска хлеба, тогда как эти разряженные в шелка ничтожества утопали в роскоши и угощались изысканными кушаньями. Несмотря на то, что Джамиля и они самой природой были созданы одинаково, они жили, забавляясь, роскошествуя, а Джамиля погибала от холода и голода. Это до крайности возмущало душу, пробуждало отвращение и ненависть к несправедливому порядку жизни.
Проходя мимо особняка, Джамиля остановилась у ворот и стала с удивлением разглядывать выходивших из саней женщин.
Постояв немного в нерешительности, она вошла в открытые ворота. «Не накормят ли меня здесь, — подумала Джамиля, — не дадут ли хлеба?» Она робко остановилась перед кухонными дверьми, не смея войти. Потом, поборов страх, открыла дверь.
Хозяйка дома, созвавшая полный дом гостей, расхаживала с надменным видом по кухне и, заметив нищенку, с презрением оглядела ее. «Что за наглость?! — говорило ее возмущенное лицо. — Кто допустил эту грязную бабу в мой дом?» И она крикнула в гневе:
— Что это еще за нищенка?! Не унесла бы калош или еще чего-нибудь!
Поварихи и прислуга набросились на бедную Джамилю:
— Убирайся! Зачем пришла?
Хозяйка дома добавила:
— Чего ходишь тут? Смотрите, какая бессовестная! На днях такая же вот украла калоши, и ты, верно, поглядываешь, как бы стянуть что-нибудь!
Джамиля зарделась, как кумач, и, задыхаясь, не зная, что ответить, опрометью бросилась из кухни, будто она и впрямь была воровкой.
Краснощекий злой подросток, поджидавший гостей у ворот, обругал ее неприличными словами и вытолкал на улицу.
Как же не сердиться бойкой хозяйке, жене преуспевающего лавочника! Она воображала себя госпожой вселенной, а тут вдруг, без спросу, в ее дом врываются какие-то грязные нищие!
— Это что такое?! — ругала она свою прислугу. — Почему не следите? Ведь знаете, что у нас гости!
Разряженные гостьи угощались дорогими кушаньями в просторном, жарко натопленном доме, и белые их лица от усердия покрывались каплями пота, а Джамиля брела по улицам, забыв от причиненных ей унижений о голоде, и из глаз ее лились слезы, они катились по щекам, падали на грудь и там замерзали.
Угнетенная, стыдясь самой себя, она медленно побрела домой.
Потерпев неудачу в самом начале, Джамиля потеряла всякую надежду на спасение. Не решаясь показаться на глаза Бадри, она вернулась к себе и зарыдала, как ребенок.
Она даже не знала: сердиться ли на жену богача или нет? Джамиле казалось, что сама она плохая, сделала что-то нехорошее, неприличное, потому и прогнали ее. Ей и невдомек было, что богачи поступают так грубо по своему естеству. Джамиля хоть и догадывалась, что ее прогнали за бедность, но всей правды так и не понимала…
«Видимо, эта жена богача важная особа, — подавленно думала Джамиля, — и вправе поступать как ей угодно, не зря ведь она так держится».
Ах, бедная Джамиля! Ты лучше, лучше их, да нет у тебя богатства! Что же поделаешь, не твоя это вина, несправедливое устройство жизни сделало тебя такой, что тебе и приблизиться нельзя к дому богачей. Ты родилась в бедности, в нужде, в темноте провела детство, вышла замуж за плохого человека и, брошенная им, осталась одна. Ты пришла к чужому порогу, боясь умереть с голоду, но тебя прогнали, как собаку. Хоть ты и привыкла к бедности, а этого вынести не могла, и из твоих глаз невольно потекли слезы.
И все же ты, чистосердечный человек, никого не упрекаешь и во всем винишь себя. Напрасно! В этих делах есть скрытые причины, не зависящие от тебя, тайны, которых тебе не постичь. У тебя нет другого выхода, и ты плачешь, и тебе кажется, что от слез становится легче. Оказывается, твои черные красивые глаза созданы для слез!
Джамиля взобралась на холодную печку и улеглась на ней.
В горьких своих размышлениях она не раз вспоминала Бадри. Хорошо, что есть эта добрая соседка, которая все же жалеет ее. А Бадри, обеспокоенная долгим отсутствием Джамили, заглянула к ней. Когда Джамиля слезла с печки, утирая распухшие глаза, Бадри спросила, как она справилась с делами.
Не решаясь сказать правду, Джамиля невнятно пробормотала:
— Сегодня пошла было искать работу, да не нашла…
— Что же ты теперь станешь делать? — спросила Бадри. — Как-нибудь надо добывать еду.
Джамиля поняла свою отзывчивую соседку: надо добывать пищу хотя бы милостыней.
— Мне теперь ничего не остается, — сказала Джамиля, отводя взгляд в сторону, — кроме…
— Да! — подхватила Бадри. — Это город, здесь тебя никто не знает, попроси у добрых людей. В твоем положении это не грех.
— Как пойдешь к незнакомым людям за подаянием! — вытирая слезы, в отчаянии воскликнула Джамиля. — Вот и сегодня зашла в один дом, а хозяйка, жена богатея, рассердилась, прогнала… Завтра попытаюсь еще раз.
— Уж как-нибудь надо найти работу, — заметила рассудительно Бадри. — Завтра и я пойду с тобой. Вдвоем, может быть, и найдем. Ты сегодня, наверное, еще ничего не ела?
— Что же мне есть?
— До свидания! — заторопилась Бадри. — Верно, муж скоро вернется. Если и сегодня сварю лапшу, то вместе поедим, — сказала она уже у порога.