I
С наступлением апреля богатые шакирды покинули медресе. Остались только бедняки, добывавшие себе пропитание, подобно нам, тем, что готовили пищу для сыновей баев.
После отъезда байских сынков занятия в медресе прекратились, и мы оказались без заработка и ученья. Снова пришлось призадуматься: что делать, куда ехать?
Летом прошлого года мы работали в разных местах. Я, например, нанялся кашеваром на хутор одного бая из Троицка и готовил пищу для его батраков.
В этом году мне не хотелось ехать на хутор — слишком много обязанностей ложилось там на меня: ежедневно ставить две квашни теста, раскатать и выпечь хлеб; сготовить похлебку в большом котле, несколько раз на день вскипятить двухведерный самовар, поутру и вечером доить коров. Такая работа изнуряла меня. А жалованье было ничтожное — всего пять рублей в месяц. Если купить на эти деньги что-нибудь из одежды — останешься голодным; если расходовать их на еду — придется ходить голышом.
В этом году хотелось во что бы то ни стало найти более выгодную работу, чтобы сколотить немного денег на зиму.
С каждым днем жизнь наша ухудшалась. Постепенно наши товарищи разошлись: кто ушел на шерстомойку, кто нанялся в пастухи к баям. Наконец, нас осталось в медресе всего четверо.
Ежедневно мы бродили по городу в поисках работы, но ничего подходящего найти не могли: то нам предлагали всего двадцать рублей за лето, то нанимали на временную поденную работу. Ни одно из этих предложений не отвечало нашим планам. Нам нужна была работа на все лето, которая дала бы не меньше тридцати-сорока рублей.
Спустя некоторое время Хамза нанялся пасти овец нашего ишана-хазрета. Он уходил на рассвете, весь день пас стадо и возвращался только поздним вечером. По возвращении Хамза мучил нас рассказами о том, как он поедал остатки беляша и жирное мясо.
— Если вы голодны — нате, лижите мой живот! — дразнил он нас.
Мы, трое шакирдов, все еще продолжали искать работу.
Однажды Зиннат ушел в город с раннего утра и вернулся в медресе после вечернего намаза. Он был радостен, будто нашел золото.
— Сегодня я был у земляков, которые учатся в медресе в квартале базара, — заговорил он возбужденно еще с порога. — Завтра они уезжают на золотые прииски. В ста шестидесяти верстах отсюда есть прииск «Восьмой», хозяева которого мусульмане…
Он принялся расхваливать прииск так убежденно, будто видел все собственными глазами; рассказал о том, что в прошлом году один шакирд ездил на этот прииск и сумел хорошо заработать, — не считая расходов на питание за все лето, он привез сорок рублей, — и что в нынешнем году снова отправился на «Восьмой».
Навострив уши, мы слушали радостные вести, принесенные Зиннатом, и тоже радовались, словно нашли золотые горы.
— А что, если и мы туда поедем?
— Где находится этот прииск?
Мы и не замечали, как слетали с наших уст эти вопросы.
Оказалось, что Зиннат подробно разузнал, где находится прииск, какая дорога ведет туда и через какие нужно проходить деревни. Он и об этом стал говорить таким уверенным тоном, будто побывал уже на «Восьмом».
— Этот прииск находится в Верхне-Уральском уезде. Чтобы попасть туда, все время надо идти на закат солнца. Сначала пройдем деревню Берлин, потом Таротин, — рассказывал Зиннат и бойко перечислял названия деревень. — Чтобы спросить дорогу, у нас есть язык, чтобы не заблудиться, имеются глаза. Бояться нечего, — добавил он.
— Хорошо, идем, — сказал я и спросил Зинната: — Во сколько дней можно пройти сто шестьдесят верст?
— Думаю, что дойдем за пять дней.
— Ну, пусть и шесть дней, только бы нашлась работа, когда придем на прииск. — Сомнения все-таки одолевали меня: — Не напрасно ли мы туда потащимся?
— Только бы дойти! — воскликнул Зиннат с видом человека, твердо уверенного, что работа на прииске найдется. — Разве там, где добывают золото, нет работы? Я иду непременно! Там вот еще что бывает, — продолжал Зиннат: — после сильных дождей люди ищут золото в кучах промытой за зиму глины, некоторые счастливчики находят вот такие куски золота, — он показал на свой большой палец. — Хозяева прииска тут же покупают его по два рубля золотник…
Рассказ Зинната привел нас в восторг.
— Вот это да! Вот где хорошая работа!
— Если, на счастье, мы найдем кусок золота, продадим его и деньги поделим между собой. Тогда мы избавимся от необходимости ставить самовар для сыновей баев… — говорили мы наперебой, возбужденно, словно уже нашли самородки. Будущее казалось нам светлым и радостным.
Разговоры о приисках длились довольно долго. Мы с Зиннатом решили отправиться на прииск «Восьмой», как только раздобудем денег на дорогу.
Но наш третий товарищ заупрямился.
— Нет, я не пойду, — сказал он. — Как-то сердце не лежит. Что будешь делать, если с таким трудом пешком доберешься до прииска, а там работы не окажется?
Мы пробовали его уговорить:
— Готовенького нигде не найдешь. Ты просто ленишься. Разве мыслимо, чтоб в таком месте не оказалось работы? Пойдем, что бы там ни было, переживем вместе.
— Нет, отправляйтесь сами. Зачем вы меня уговариваете? — заявил он и отказался наотрез.
Мы решили отправиться вдвоем и задумались над тем, где раздобыть хоть рубль на дорогу.
Поразмыслив немного, Зиннат сказал:
— Давай попросим взаймы у ишана-хазрета с условием, что вернем ему осенью, когда возвратимся.
— Нет, он не даст взаймы таким бедным шакирдам, — возразил я. — Он дает только тем, у кого богатые отцы.
— Где же тогда нам достать?
— А если продать учебники? Ведь Фахри-хальфа покупает их. Может быть, он и наши возьмет.
Не долго думая, мы решили продать «Мухтасар» — книгу, по которой учился Зиннат, и мой арабский синтаксис — «Шархемулла».
Утром следующего дня с книгами подмышкой мы отправились на дом к Фахри-хальфа.
Нам сказали, что хальфа спит. Через некоторое время, когда мы вторично явились к нему, оказалось, что хальфа только что ушел. Что же теперь делать?
Решив встретить его при выходе из мечети, мы вернулись в медресе.
Наконец настал полдень. В мечеть стал стекаться народ. Здесь были суфи, желающие стать мюридами ишана, и многие другие.
Держа в руках «Мухтасар» и «Шархемуллу», мы с Зиннатом бродили вокруг мечети, поджидая Фахрихальфа.
Ожидание показалось нам долгим. Наконец народ повалил из мечети. Вышел и Фахри-хальфа. Когда он отделился от толпы, мы двинулись ему навстречу и произнесли приветствие.
Хальфа посмотрел на нас неприветливо. Мы поспешили протянуть вперед книги.
— Не нужно, не возьму, — ответил было он. Но, увидев, что мы не уходим и с мольбой смотрим ему в глаза, хальфа холодно спросил: — Сколько же вы просите за них?
Мы отвечали, как условились:
— За «Мухтасар» — пятьдесят копеек, за «Шархемуллу» — шестьдесят.
Хальфа удивленно взглянул на нас — он и не думал соглашаться.
— Новенький «Мухтасар» стоит семьдесят копеек, а «Шархемулла» — рубль!
Сказав это, хальфа направился домой.
Мы не знали, на что решиться, и последовали за ним, словно на привязи. Мы стали упрашивать хальфа:
— Назначь цену сам, хальфа-абзый.
Немного подумав, он сказал:
— За обе книги дам пятьдесят копеек.
— Ведь это очень дешево, хальфа-абзый! — взмолились мы.
— Мне вообще книги не нужны, да жаль вас, поэтому я и даю пятьдесят копеек.
И он быстро зашагал вперед. Когда мы увидели, что хальфа уходит, нам показалось, что рушатся все надежды на заработок и мечты о золотом самородке величиной с большой палец.
Мы переглянулись, пошептались и решили просить шестьдесят копеек, если же он и на такую цену не согласится, отдать их за пятьдесят копеек. Мы догнали Фахри-хальфа.
— Хальфа-абзый, возьми, пожалуйста, за шестьдесят копеек!
— Нет, не годится.
— Ладно, возьмите…
— Я давно уже назначил настоящую цену, — удовлетворенно сказал он, сунул наши книги под левую руку, а правой откинул привычным движением полу халата и вынул из кармана кошелек.
От обилия денег, его кошелек раздулся, как беременная крыса, и казалось, что монеты вот-вот посыплются.
Хальфа вынул из кошелька серебряный полтинник и отдал нам.
Мы стали прощаться с ним. Только теперь он для виду спросил, куда мы едем. Мы ответили, что отправляемся на прииск «Восьмой».
— Очень хорошо, — проговорил хальфа. — Значит едете на прииск Рамиевых… Езжайте, там найдется работа. У баев всегда что-нибудь перепадет. Трудитесь честно и старательно. Кто честно работает на баев, никогда не пропадет.
Дав нам такое благонамеренное наставление и зажав наши книги подмышкой, он ушел к себе в дом.
«Ну и скряга же! — подумали мы. — Дал всего пятьдесят копеек! Ведь осенью он продаст эти книги по шестьдесят-семьдесят копеек каждую… На этакие-то доходы он и построил себе двухэтажный дом…»
Хозяева прииска Рамиевы… Как они, должно быть, богаты, если множество людей добывают для них золото!.. Неужели богаче здешних баев Янышевых?..
Вот о чем толковали мы, возвращаясь домой.
Зайдя в лавку, мы купили на дорогу большой каравай белого хлеба-калача, шесть золотников чаю, четверть фунта сахару и вернулись в медресе.
Вид целого каравая, сиявшего подобно луне а полнолуние, вызывал у нас слюнотечение и спазмы в горле.
Наконец мы не утерпели. «Не все ли равно, где его съесть, — решили мы, — раз он для этой цели и куплен». Вскипятили чай. За чаем вели, не переставая, разговор о золотом прииске и шутили — удивительно, что хлеб, купленный на деньги, вырученные от продажи «Мухтасара» и «Шархемуллы», может быть так вкусен! Мы собирались съесть малую толику, но не заметили, как уничтожили почти половину хлеба. На сытый желудок наши разговоры о прииске и о том, как мы после дождя найдем самородок величиной с большой палец, стали еще более оживленными. Как только зашло солнце, мы в приподнятом настроении легли спать, с тем чтобы завтра еще до рассвета отправиться в путь.